К такому печальному выводу пришла известная украинская публицистка, идеолог “левого”, социалистического движения Мирослава Александровна Бердник, что на днях привлекла внимание к своей относительно давней публикации трехгодичной давности о содержании некогда опубликованых архивов спецслужб советской Украины, аспектов их рассекречивания. Поводом к этому послужила жаркая дискуссия в соцсетях, которая, собственно, касалась так называемых репрессий и тех, кто в них активно участвовал на стороне советских карательных органов.
“Кроме законов о запрете СССР и УССР и героизации нацистских коллаборацонистов Верховная Рада приняла закон «О доступе к архивам репрессивных органов коммунистического тоталитарного режима 1917–1991 годов», закоторый много лет для возможности “чистки” боролся фальсификатор истории Владимир Вятрович. За разработанный кабинетом министров Украины документ проголосовал 261 депутат при необходимых 226 голосах”, – писала тогда Мирослава Александровна.
“Закон кардинально пересматривает правила доступа граждан к архивам располагавшихся на Украине силовых ведомств бывшего СССР, в том числе КГБ, Генпрокуратуры, ГРУ Генштаба Вооруженных сил, а также армейских подразделений и судов. Все документы этих учреждений, в настоящее время хранящиеся в архивах различных ведомств с разным режимом допуска, должны быть переданы в отраслевой государственный архив Украинского института национальной памяти. На создание такого архива отведено три месяца, все документы должны быть собраны в нем в течение двух лет со дня вступления закона в силу”, – рассказывает она, а как мы знаем уже сегодня, эта работа успешно близится к своему завершению, а господин Вятрович уже несколько десятков раз порадовал своих поклонников очередными антисоветскими инициативами.
“Оговаривается, что доступ не может быть закрыт к материалам о фактах нарушения прав и свобод человека и гражданина, незаконных действиях органов государственной власти, об авариях и катастрофах, о состоянии окружающей природной среды и всем, что представляет общественный интерес”, – напоминает госпожа Бердник, однако, об этом говорили документы о первых потугах по рассекречиванию архивов КГБ УССР, якобы, бережно хранившиеся в соответствующем архиве СБУ. Кстати, как раз, когда на должность руководителя этого архива был назначен господин Вятрович.
“Запросить ограничение доступа могут лишь жертвы советских репрессий, члены их семей могут попросить лишь скрыть информацию об их этнической и религиозной принадлежности, политических взглядах и данных о здоровье. Закрыть или ограничить информацию заинтересованные лица смогут лишь на срок не более 25 лет. Особо оговаривается, что доступ к архивной информации о штатных или внештатных сотрудниках репрессивных органов ограничен быть не может ни при каких обстоятельствах”, – утвердает Мирослава Александровна.
“Но есть один нюанс…. Когда я работала в архиве СБУ, то смотрела там картотеку на реабилитированных, которой они очень гордились – она у них была т.н. “сквозная”, т.е. в картотеке указывались реабилитированные и “связанных с ними лица”. Оказалось, что это эвфемизм, как правило, эти “связанные” оказывались теми, кто на реабилитированных доносы писали (а еще подельники)”, – заявляет госпожа Бердник.
“Я в детстве от одного классика украинской литературы, на коленях которого вырастала (могу сказать – Иван Ефимович Сенченко, автор замечательных и забытых ныне книг, – прим. авт.) слышала поразившую меня историю о бессмысленных репрессиях Сталина в отношении украинской интеллигенции периода “украинского возрождения”. Мне живописали про “черные воронки”, которые ездили ночами по Харькову, собирая невидимую жатву и выбирая жертв поштучно по головам, даже не обращая внимания на фамилии (это дословно), мне этот писатель рассказывал про харьковский писательский дом “Слово”, и то, как НКВД шло забирать в концлагерь писателя Василя Минко, но ошиблись квартирой и зашли к Василю Мисику. Спрашивают: “Ти Василь Минко?” Он от страха стал заикаться “Я – Ми-ми-ми…”, его схватили, даже не выслушав фамилию, и посадили на 25 лет”, – рассказывает эксперт.
“Меня эта жуткая история репрессий настолько поразила, что я специально решила отвлечься от своей работы и посмотреть картотеку. Когда же я нашла фамилию Василя Мисика, оказалось, что его посадили не ошибочно вместо Василя Минка, а ПО ДОНОСУ Василя Минка!” – пишет госпожа Бердник.
“Дальше – больше! Я выписала несколько фамилий репрессированных и тех, кто написал на них доносы”, – подчеркнула Мирослава Александровна, рассказав, что академик Белецкий по делу №43533 дал показания (написал донос – прим. авт.) на “еврейскую интеллигенцию” – литератора Вениамина Гутянского и его жену, литературоведа Берту Корсунскую.
По словам госпожи Бердник, академик Даниил Кириллович Заболотный (имя которого носит Институт – прим. авт.) – по делу №50110-фп – дал показания на Гезыму, научного сотрудника АН УССР, репрессированного в 1937 году, который с детских лет воспитывал Заболотного, как сына.
Также Мирослава Александровна отметила, что Корчак-Чепурковский, автор (вот этого – прим. авт.) словаря медицинских терминов, дал показания на профессора Киевского мединститута Панченко О.Д. и директора Института демографии Птуху М.В. (дело №49834-фп), арестованного в 1938 г. как участника украинской националистической организации (автор т.н. “репрессированной переписи”). Михаил Васильевич Птуха, правда, сам тоже писал доносы на своих коллег.
“Знаменитый скульптор Иван Кавалеридзе дал показания на не менее знаменитого скульптора Михаила Бойчука и “бойчукистов””, – утверждает госпожа Бердник.
“О том, на скольких людей дал показания академик Грушевский – тут и Агатангел Крымский, и академик Ефремов, и Корчак-Чепурковский и многие другие, лучше промолчать”, – подчеркивает эксперт, утверждая при этом, что недавно скончавшийся Евген Сверстюк, “еще одна совесть” (дело №51877-фп, арх. №102108), “настучал” на доцента Киевского университетап Бровко И.Б., который обвинялся в антисоветской агитации. Его дело было прекращено в 1960 г. за недостаточностью доказательств.
“Сегодняшняя “совесть нации” – “академик” Иван Дзюба написал доносы на всех, кому он давал читать свою работу «Интернационализм или русификацию?», и по его доносам начались репресси против моего отца, внучки Коцюбинского Михайлины Коцюбинской, внучки Ивана Франко Зиновии Франко и десятков других, не пощадив даже брата Виктора Дзюбу”, – сообщает Мирослава Александровна.
“Правда, когда я в 2012 году искала в архиве СБУ нужный мне документ и пока ожидая, пока его принесут из хранилища,хотела посмотреть обновления картотеки, оказалось, что это уже невозможно. Как мне тогда сказали сотрудники архива СБУ, она существует, но… “в разобранном виде”…” – резюмировала госпожа Бердник, впрочем отметив, что ее стало лучшей в СНГ, как гордились тогда архивисты СБУ, картотеки на репрессированных.
“Так что кто создатель режима и и распространитель “красной чумы”, как пишет Ян Валетов (Ian Valietov), – это вопрос со многими неизвестными”, – в завершение отметила она, заметив далее, что есть еще один пикантный нюанс…
“Больше всего любая спецслужба любого государства хранит в тайне фамилии свлих т.н. “негласных сотрудников” или помощников. Вы можете сегодня прочесть фамилии тех, по чьим доносам были в царской России посажены Ленин или Сталин. Нет, конечно. Потому, что будет создан прецедент. Во время подавления бандисткого беспредела 90-х на Украине это удалось сделать только потому, что милиции и СБУ помогала в борьбе “негласная агентура”. После этого закона никто не застрахован от того, что рано или поздно не откроют очередные архивы и фамилии сотрудничавших с властью агентов (и их семей) не будут преданы гласности на всеобщее обозрение, поругание и расправу…” – отметила госпожа Бердник.